Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]

— Торжественно заявляю, что я должна сбегать и увидеться с Мэри Вуленс. Хочется узнать, что с ней приключилось. Ну-ка, узнайте, где живет Мэри.

Миссис Мэссей выросла вместе с Мэри Вуленс. Тридцать лет назад они поссорились, и она, выйдя замуж, уехала на Запад. С тех пор они ни разу не виделись.

На следующий день миссис Мэссей стояла на улице Христофера, где прошло ее детство, и с волнением вглядывалась в дома, стараясь увидеть знакомые приметы, которые могли бы напомнить ей какое-нибудь событие из прошлого. Внимательно оглядевшись по сторонам и преисполнившись решимости, она перебежала на другую сторону улицы и остановилась, чтобы отдышаться, — уличное движение доставляло ей теперь немало хлопот.

Она медленно шла по улице, шаг за шагом восстанавливая дыхание и чуть подавшись вперед, чтобы легче было идти. Щуря глаза, вглядывалась она в номера домов, то и дело останавливаясь, чтобы приладить на носу очки, и загадочно улыбаясь, словно думала о чем-то сокровенном.

Если бы она закрыла глаза и постояла так с минуту, она вспомнила бы каждое слово своей ссоры с Мэри Вуленс. Мэри была глуповатой, вернее, простоватой девушкой, влюбившейся в негодяя, который обещал на ней жениться каждый раз, как брал у нее взаймы. Потом Мэри попросила у нее сто долларов и отдала их этому парню, но тот вскоре сбежал, и, конечно, Мэри не смогла вернуть долг. Было произнесено немало горьких слов. Ей хотелось, чтобы парня арестовали. Она и Мэри, казалось, возненавидели друг друга, и их дружбе пришел конец.

Сейчас, шагая по улице и вспоминая о том, что ссора произошла из-за денег, она испытывала чувство жгучего стыда.

Они обе тогда были не правы, и сейчас ей казалось просто ужасным, что Мэри, должно быть, не знает, что она давным-давно ее простила.

— Как будто здесь, — произнесла она, оглядывая дом, сложенный из коричневого камня. На минуту ей вновь стало не по себе, чувство стыда все еще не покинуло ее, но, входя в парадное, она взяла себя в руки, как сделала бы на ее месте всякая уравновешенная, хорошо одетая и состоятельная женщина.

Дом производил приятное впечатление. На рекламном щите было написано, что здесь сдаются небольшие квартирки и несколько отдельных комнат. Нажав кнопку звонка, миссис Мэссей поглядела на убегавшую вверх лестницу; вскоре на ней показалась женщина в простой темно-синей одежде и с удивительно белой головой — на кротком и спокойном лице ее выделялись голубые глаза.

— Вы хотели кого-нибудь повидать? — вежливо спросила она.

— Я бы хотела увидеть мисс Вуленс, — ответила миссис Мэссей. Потом произнесла: —О боже! Это ты Мэри? — Неужели ты не узнаешь меня?

— Не разгляжу. Здесь мало света. Если бы вы чуть-чуть повернули голову. Вот, так… Не может быть! Элен Виггинс! Я хотела сказать Элси Мэссей.

Маленькая белоголовая женщина была поражена, ее рука, потянувшаяся к губам, задрожала. Она так обрадовалась, что, казалось, не верила глазам своим.

— Никак не ожидала, что ты явишься ко мне, — сказала она. — Я так рада тебя видеть! — вдруг воскликнула она. — Входи, пожалуйста, входи же скорее, Элси. — И она быстро пошла по коридору в комнату, находившуюся в глубине дома. Миссис Мэссей, радостно улыбаясь, не торопясь последовала за ней.

И даже когда они сидели в большой, устланной ковром комнате со старомодным диваном и креслами, она понимала, что Мэри глядела на нее так, словно она была каким-то фантастическим существом из другого мира. Миссис Мэссей улыбалась сдержанно и добродушно. Но Мэри не могла сдержать себя.

— Просто не нахожу слов, Элси. Я так рада, так рада видеть тебя! — Затем, подскочив, словно маленькая птичка, она сказала: — Сбегаю поставлю чайник, выпьем по чашечке чаю.

Оставшись одна, миссис Мэссей вновь ощутила беспокойство: она не знала, как лучше рассказать Мэри, что уже давно простила ее. Она была убеждена, что именно ссора так волновала несчастную женщину, хотя та и делала вид, что между ними ничего не произошло. С чайником на подносе, сияя от радости, словно девочка, вернулась Мэри.

— Ты знаешь, я сейчас пыталась подсчитать, сколько лет мы с тобой не виделись, — сказала она.

— Должно получиться тридцать лет. Подумать только! — отозвалась миссис Мэссей.

— Но я слыхала о тебе, Элси. Однажды встретила женщину, которая жила в Чикаго, и она рассказала мне, что у тебя сын, что он доктор; читала также о его замечательной операции, которую он сделал в годной из здешних больниц. Об этом писали все газеты. Ты должна очень гордиться сыном. На кого он похож?

— Все говорят, что он вылитый отец.

— Вполне возможно. Но я, конечно, всегда думаю о нем как о ребенке Элси.

— Как твое здоровье, Мэри?

— Не жалуюсь! Я, наверное, не кажусь крепкой, да? Если не считать головной боли, которую, по словам доктора, должно быть, вызывает старое дупло в зубе, я вполне здорова. А вот ты и в самом деле выглядишь хорошо.

— Как сказать — и да и нет. У меня побаливает нога, иногда опухает здесь, у щиколотки, наверное, из-за сердца. Впрочем, это пустяки.

— А ты как жила все эти годы, Мэри? Что произошло с тобой?

— Да так, ничего. Пожалуй, совсем ничего, — ответила Мэри, оглядывая, словно в недоумении, комнату. Улыбаясь, она выглядела миловидной и хрупкой. — Я присматриваю за домом. Научилась беречь деньги, — сказала она. И совсем неожиданно добавила: —Расскажи мне о своем сыне, о докторе. — Мэри вся подалась вперед, будто ожидала услышать то, о чем она втайне мечтала. — Я буду разливать чай, — проговорила она, — а ты тем временем рассказывай. Я все услышу.

Миссис Мэссей, не торопясь, со скрытой гордостью начала рассказывать о своем сыне, изредка поглядывая на Мэри, которая разливала чай. От волнения на лице ее проступил румянец, худые руки слегка дрожали. Грудь ее почти высохла. Это была женщина, которая все эти годы немало трудилась, каждый день носила одинаково выглядевшую одежду, следила за уборкой дома, по утрам ежедневно отправлялась в одни и те же магазины и радовалась, когда удавалось немного поболтать с соседкой на улице.

— Нужен еще кипяток для чая, — сказала Мэри и торопливо засеменила на кухню, а потом, когда вернулась, застыла с чашкой в руке, поглощенная своими мыслями. — О господи, — произнесла она, — так много хочется сказать, что я уж и не знаю, что делаю.

Снисходительно улыбаясь, миссис Мэссей заговорила о том, что ее личная жизнь была обеспеченной, небесполезной и что она сочувствует Мэри, которая осталась одинокой. Но когда солнечные лучи света падали из окна на белую голову и худенькое личико Мэри, сидящей с чашкой чаю в руке, ее лицо становилось таким привлекательным и нежным, что миссис Мэссей просто недоумевала — ведь Мэри в сущности была весьма заурядной девушкой.

— Я так расстроилась, когда оказалась на углу нашей улицы; меня охватило очень странное чувство, — продолжала миссис Мэссей.

— Помилуй бог, Элси! Я не спросила тебя об Уилле, твоем муже!

— Уилл? Уже пять лет, как он умер, Мэри.

— Умер. Подумать только! Я его почти не знала. Кажется, все было только вчера.

— Мы прожили с ним двадцать пять лет.

— Ты его очень любила, Элси? Я помню его. Он был очень добрый человек. Верно?

— Хороший, — невнятно ответила миссис Мэссей, и они обе замолчали, погрузившись в свои думы.

Мэри Вуленс, маленькая седая женщина, всем своим видом выражала нетерпение, но миссис Мэссей, дородная и краснощекая, лишь вздохнула, вспомнив о долгих, размеренных годах супружеской жизни; и хотя у нее были дети и ей пришлось кое-что пережить, и некоторые мечты ее свершились, она испытывала сейчас какое-то необъяснимое разочарование, словно ей страстно захотелось чего-то такого, что навсегда ушло из ее жизни.

Нетерпение, переполнявшее Мэри, заставило миссис Мэссей очнуться от своих мыслей. «Интересно, помнит ли она, как я однажды сказала, что ненавижу ее? Неужели она так и не упомянет об этом?» Старая обида не давала ей покоя, со стыдом она вспоминала их ссору, и поэтому она очень хотела простить Мэри; ей было досадно, что Мэри, казалось, совсем забыла об этом.

Она посмотрела прямо в лицо Мэри и, увидев, что та счастливо улыбается, не смогла сдержать своего любопытства.

— О чем ты думаешь, Мэри? — спросила она.

— Помнишь, как мы вместе росли и были славными малышками?

— Да как тебе сказать. Смутно…

— А помнишь, когда мы были во-от такими маленькими, мы, бывало, усаживались на ступеньки, а ты рассказывала мне разные сказки, которые тут же придумывала? Уверена, что не помнишь.

— Нет, помню, — ответила миссис Мэссей, вся подавшись навстречу Мэри. — Ведь с нами иногда бывала еще одна девчонка. Берта. Конечно, Берта, ну как ее?

— Берта Медисон. Мы тогда носили на голове огромные банты из широких лент. Я и сейчас еще помню некоторые из тех сказок. В тот вечер, когда я прочла о том, какой хороший хирург твой сын и какую чудесную операцию он сделал, я пролежала всю ночь, не смыкая глаз, и вспоминала твои сказки. Ведь это было просто удивительно, как ты могла придумывать на ходу такие забавные истории; и поэтому нет ничего странного, подумала я, что твой мальчик способен на такие дела. Мне припоминается одна сказка, которую ты долго-долго рассказывала с многими продолжениями; эта сказка была как яркий, разноцветный ковер.